Народный артист России Виктор Сухоруков рассказал сайту HELLO.RU о своей новой авантюре – съемках у режиссера-дебютанта в фильме “Звезды”, об омолаживающем эффекте актерской профессии и о том, в каких случаях отрицательные персонажи привлекательны, а в каких – омерзительны.
Виктор Сухоруков встречает фразой: “Привет, дорогая!” – и расплывается в радушной улыбке. Берет под руку и проводит в свою гримерку, попутно здороваясь с актерами: “Вчера шел ваш спектакль по телевизору – так заинтересовался, что весь и посмотрел!”
В маленькой комнатке Театра им. Моссовета для Сухорукова уже приготовлено несколько эффектных костюмов, расшитых бисером, на диванчике аккуратно свернута тога, а рядом покоится щит с эмблемой – сегодня он римский император Домициан. Из-под стола выглядывают перламутровые сандалии, рядом – домашние клетчатые тапочки.
Завтра Сухоруков сыграет в трагикомедии “Встречайте, мы уходим” – старика, который радуется жизни, несмотря на возраст, и стремится доказать, что “молодость – это лишь прелюдия к старости”.
Сухорукову давно не надо ничего доказывать. Ему и 65-то ни за что не дашь. Бодрый, подтянутый, в белой тенниске, он отвечает на вопросы, будто читает стихи на сцене – его энергией заряжаешься моментально. Помимо нескольких спектаклей в разных театрах Москвы он играет в кино: сейчас снимается в дебютной картине Александра Новикова-Янгинова под названием “Звезды” – о жизни трудовых мигрантов в России.
Для Сухорукова эта роль особенная по нескольким причинам.
-Виктор Иванович, в июне вы уезжаете в Узбекистан на съемки последних сцен фильма “Звезды” и даже выучили узбекский язык, чтобы сыграть приезжего рабочего, иммигранта…
-Не иммигранта – человека интеллигентного, учителя русского языка и литературы, который прожил жизнь в Узбекистане и после распада Советского Союза так и остался там жить. У него заболевает дочка, и жена решает отправить мужа на заработки в Россию. То, что произойдет с ним в стране, которая когда-то считалась его родиной, и есть фабула нашего фильма.
-Как же вы решились на такую роль – да еще и в дебютном проекте молодого режиссера, выпускающегося из ВГИКа?
И вопрос традиционный, и ответ будет простым: понравилось! Во-первых, я там разговариваю на узбекском языке, во-вторых, за кадром звучат стихи Лермонтова, я там летаю по небу… Маленький секрет в том, что я впервые в жизни позволил себе на съемках то, чего не позволял никогда, – разделся догола! (Загадочно улыбается) Но главное – в этой роли был сюжет для героя, для меня. Что я имею в виду? Есть роли, в которых каким ты туда зашел, таким оттуда и вышел – сухой из воды. А есть такие, которые внутри себя содержат сюжет, в них личность развивается. В одном человеке, пока он проигрывает роль в кино, происходят какие-то катаклизмы, всевозможные перемены, наступает катарсис. В этой роли у меня появилась возможность сыграть – нет, пережить! – такие события, которые не в каждой роли найдешь. Редко бывает, когда ты сразу, прочитав сценарий, понимаешь, о чем эта история.
-О чем же?
-О ком! Об огромной армии людей, которая существовала красиво, грамотно, полезно в этой жизни, когда был Советский Союз. И с распадом огромного союза, который как бы раскололся как льдина на кипящей сковородке, в эти трещины, изломы и впадины полетели огромные массы людей. Они от берега оторвались, а к другому причалить не сумели. В силу разных обстоятельств: кто-то не очень приспособлен был, кто-то был не готов, не ожидал и сопротивлялся, кто-то спился…
-Мой персонаж Юрий Алексеевич по кличке Гагарин (потому что родился в 61-м году) даже не подозревал, что с распадом страны окажется чужим у себя дома. Но он не сдается, не ломается, продолжает идти вперед, несмотря на обстоятельства, которые затягивают его в пучину конфликтов, недоразумений, драм. Я забегу вперед и скажу, что финал просветленный, с надеждой, конкретный, а не как сейчас модно – пусть зрители сами думают, что означает такой финал!
И съемки у вас были на рынке, в каких-то бараках…
Где только не снимались: и на стройках, и на помойках, и на пепелищах, и в поезде… Такое путешествие по неизведанному темному коридору. А режиссер Александр Новиков-Янгинов сам родом из Ташкента. Его дедушка в молодости поехал туда восстанавливать город после землетрясения и там и остался, создал семью. Так что для него это история если не семейная, то житейская. Помогает режиссеру – ученику мэтра Сергея Соловьева – ученик Вадима Юсова, оператор Андрей Федотов. Они как два вороных несут на своих талантливых плечах эту историю.
-До проекта “Звезды” вы снимались в фильме Андрея Кончаловского “Рай”, в необычной роли Генриха Гиммлера. Причем вас так загримировали, что на соратника Гитлера вы стали похоже больше, чем на народного артиста Виктора Сухорукова. Вас не узнавали до тех пор, пока не появлялось имя в титрах.
-У Кончаловского я оказался случайно, он изначально хотел взять немецкого актера. Пробовали и французов, и прибалтов, но форс-мажорные обстоятельства вынудили его рискнуть и дать команду ассистентам найти российского актера. В ответ на их предложение он сначала скуксился, сказал: “Вы че, с ума сошли?” А ночью позвонил мне: “Надо сыграть, попробуй”. Я ответил: “Конечно, попробуем”. Я счастлив, что у меня такая встреча состоялась.
Но Кончаловского сравнивать с молодым режиссером Новиковым-Янгиновым категорически нельзя, хотя бы потому что они из разных эпох, разных поколений, пусть и живут в одной стране. У них и статус разный, и социум близко не стоял. Кончаловский мощный, благополучный, с мировым именем человек. А Саша с хлеба на воду перебивается и трудится как пчелка, чтобы удержаться наплаву. На съемках тоже все было аскетично, скромно, можно сказать, за полкопейки. Условия спартанские. В одной сцене я иду и падаю в обморок прямо в коровью лепешку лицом – отмыться потом не мог. У Кончаловского все иначе: пять камер работают, щи готовятся, лимузин под парами… Не знаю, смог бы он снять такую картину, интересно было бы ему – понятия не имею.
А вот тут я открою и второй секрет: Саша мне тоже кое-кого напомнил. Не Кончаловского – Лешу Балабанова. Когда-то я начинал с ним в его дебютной картине “Счастливые дни” по пьесе Сэмюэла Беккета – и не проиграл. Думаю, он тоже выиграл от того, что мы встретились. Тут же с этой картиной поехал на Каннский фестиваль. Работая с Александром, я часто стопорился, замирал: как же похож на Алексея! По своему упрямству, видению, сосредоточенности, желанию собрать историю… Только Леша все подвергал сомнению, а Александр наоборот, как только заканчивалась съемка дубля, поднимал большой палец кверху и говорил: “Во! Гениально!” Он хвалил все подряд, всех, весь процесс, не боясь, что мы к этому привыкнем и начнем безобразничать. Чем сердце успокоится: мне уже не важно, какой финал будет у этой истории. Я уже искупался в этой проруби и омолодился.
-То есть для вас съемки – это омоложение, а не изматывающая работа?
-Когда ты испытываешь внутреннее наслаждение, это не может быть во вред. А все, что не во вред, естественно, омолаживает организм.
-Теперь понятно, почему вы в такой прекрасной форме!
-Съемки – это и есть спорт. У меня все роли тяжелые физически, нагрузочные. Я не сижу на сцене на стульчике и не вякаю просто языком – я играю. Это как теннис, как футбол, как хоккей – страстно, подвижно, стремительно, до инфарктности!
-Вот в одном из интервью вы и говорили, что порой боитесь своих ролей, ведь брались за них еще будучи молодым…
-Потому что еще чего-то хочется многого. Уже есть и опыт, и практика, какие-то накопления – багаж есть, хочется его употребить. А дыхалка-то не та! В прямом и переносном смысле. Стали возникать такие мысли – одолею ли, осилю ли. Хочется еще и еще, а тем более, когда у тебя получается, когда зовут, когда ты нужен – не хочется отказываться! Получается, сначала отказываешься от звездности, потом от сытости, а потом и от усталости, страха перед усталостью, беспомощностью.
-Но все-таки вы находите в своем графике время, чтобы расслабиться? Известно, что вы любите на даче бывать…
-Шесть соток – моя отдушина, моя радость! Колодец, ведра, лейки, уборка территории… Люблю много ездить, путешествовать: стук колес, гудение турбин под крылом самолета – не всегда получается. Спать могу при любых обстоятельствах! Нет такого понятия: личное, свободное время – такого у актеров не бывает. Не задавайте актерам вопроса – какое у вас хобби? Наша жизнь ненормированная, без графика, без часов. Вот есть сутки, и актер живет сутками: тишиной и шумом, вставанием и лежанием… Взлетел – приземлился! Нет в наших графиках времени для личного пользования. А если есть – значит, не востребован… Я могу затихнуть, послушать музыку в кресле, сходить к друзьям, позвать гостей – а в то же время, страх, пустота: чёй-то я так долго отдыхаю?
-Как думаете, почему вас, такого светлого и оптимистичного человека, часто зовут на роли отрицательных персонажей?
-Значит, я талантлив! По-другому не могу сказать. Есть понятие игры, и в этой игре я хочу быть сильным, интересным. Бывают роли, от которых я отказываюсь. Вот перед нашей встречей с вами как раз читал сценарий молодого режиссера и немножко удивился: откуда у него такое видение. Я испугался не истории, а его мышления – почему он так темно, хмуро живет, мыслит, откуда это? Это ненормально. Было читать тяжело – смогу ли я с ним работать? Я раздваиваюсь сегодня. Бывает, роль тяжелая, отвратительная, персонаж мерзейший, но в нем заложена идея настолько хорошая, поучительная, что нельзя пройти мимо. Я всегда моделирую ситуацию: где я окажусь? Буду ли я полезен своим безобразием и уродством? А я должен быть полезен! Играя плохого человека, я должен превратиться в некую мораль, урок: не делай того, не поступай так-то, иначе – если ты совершишь мерзость, пакость, дрянь – с тобой будет то же самое. А просто быть злым, развлекать злом, кровью, трагедией людей – это безнравственно. Хотя я игрок, а не идеолог.
Также среди ваших ролей и в театре, и в кино много исторических персонажей: Федор Иоаннович, Павел Первый, граф Пален – жертва и убийца, между прочим.
Пален в “Золотом веке” Ильи Хотиненко у меня получился гламурненький, нарядненький. Я даже согласился на эту роль из-за чулочков (улыбается), из-за белого парика, я там был немножко симпатичный. А “Бедный, бедный Павел” – это работа серьезного, старейшего режиссера Виталия Мельникова. Он доверил мне играть Павла Первого, который был очень спорной личностью. Мне хотелось заступиться за него. Я про него много читал, но это лишь домыслы, версии, мнения людей, которым было выгодно его показывать дураком. Я постарался не оправдать, а объяснить для самого себя, почему он так поступал, откуда такая ранняя смерть, кто виноват. Слезами облился в финале! Считаю, это одна из лучших моих ролей, потому что я вложил в нее отеческую душу, мне хотелось стать родным ему человеком. И мне это удалось.
Я сторонник не показывать плохого или хорошего – это пусть зритель разбирается. Я хочу объяснять игрой поступки этих людей, даже оправдывать. Хочу понять, какие обстоятельства привели их к тем или иным действиям. А просто так делать их зубастыми – это скучно.
-В спектакле “Царство отца и сына” в Театре им. Моссовета вы сыграли сына Ивана Грозного. А тут ему памятник поставили в Орле.
-Он убийца. Но от Ивана до нынешних дней какая история прошла! Чего пристали к нему? И до Ивана Грозного были всякие садисты-кровопийцы. Он уже сегодня дух. Он миф, буква в истории. Наша задача не отрицать и славить его, а рассказать правду. Пусть справа от памятника по тропинке идут туристы с одной историей, а с другой стороны – идут туристы с другим экскурсоводом. Один расскажет о его достоинствах и победах, а другой расскажет о его деяниях преступных, о его кровожадном характере. И не надо спорить – ставить или не ставить. Он был, ребята, и никуда вы от этого не денетесь. Он в моей истории оставил следы, и следы эти затаптывать нельзя, иначе мы будем дикарями. Растаптывая и предавая забвению какие-то страницы истории, мы растаптываем себя. Мы сами создаем белые пятна. История хороша мифологией, фантазиями. Пустоты история не терпит.
Вам в родном Орехово-Зуево тоже успели поставить памятник!
-Через иронию, через отрицание – и все-таки я согласился. Кто-то подойдет и погладит по лысине, а другой плюнет в морду или нацарапает дурное слово – и то, и другое будет реальностью, правдой жизни. Мне вот зимой шапочку надели, шарфик привязали, чтоб не замерз. А ведь есть люди, которые скажут: кому поставили? Сухорукову? Да кто он был, кто он есть?
-А мне, наоборот, вспоминается, как во время уличных съемок фильма “Звезды” к вам подходили люди – простые, рабочие, обнимались с вами, фотографировались. И так вы по-свойски с ними обращались…
-Это потому, что у нас профессия такая. Чем чаще я буду приходить в дома людей, тем я буду родней им. И каждый, сидящий у телевизора, может сказать: ну он свой, он же наш, он у меня на кухне, когда я чай пью.
Текст: Дарья Лабутина
Издание: ru.hellomagazine.com